«Больно, мужики!», — с трудом разлепляя пересохшие губы, говорю я. «На, выпей полегчает». И несколько рук сразу протягивают мне две кружки и добрую пригоршню каких-то таблеток. Способности к соображению почти нулевые, поэтому беру ту, кружку, что ближе и залпом выливаю в себя. «Ёеееееееее…». В кружке оказался спирт. Чья-то добрая рука протягивает вторую кружку с горячим сладким чаем. Делаю пару глотков под возглас: «Таблетки не забудь». Забираю таблетки, глотаю, запиваю остатками чая и начинаю медленно перемещаться в сторону палатки, постепенно, но быстро и неуклонно уходя куда-то из реальности …
А все начиналось так хорошо. Меня пригласили в новую команду и район был очень интересный. Практически нехоженый. Для разминки первым был выбран простенький перевал, по которому у нас даже была фотография со стороны спуска. Много уже пройдено было таких и сложнее, поэтому никаких опасений не возникало. Быстренько взбежали на перевал (часа за три от ночевки) и радостно уселись курить. У командира нашего постоянно свербило в разных местах и он все рвался посмотреть спуск. Пришлось его страховать. Завинтил крюк в лед, прощелкнул веревку и сижу себе, курю. Командир уходит понемногу вниз, я его вижу и спокойно выдаю веревку, пока она не заканчивается. А ему пока спуска нормально не увидеть, нужно идти дальше. Кричит, чтобы вязали вторую веревку. Вяжем и я продолжаю выпускать командира вниз, но уже не вижу его. Вторая веревка тоже быстро закончилась и командир потребовал привязать третью. Попробовали его образумить, но у него точно в заднице шило застряло. Выпускаю его на трех связанных веревках, поэтому движения командира практически не чувствую. Длина связанных веревок уже превышает 100 метров и трение о снег очень велико. Да еще два узла. В какой-то момент веревка вроде дернулась слегка. Придержал, чтобы командир далеко не улетел и продолжаю страховать, греясь на солнышке. Снова веревка пошла вниз и опять слабое подобие рывка. Фиксирую веревку и начинаю кричать в попытках установить с командиром какое-то подобие связи. Молчит, поганец. К моим крикам присоединяется остальная команда, но связь с командиром установить не удается. Ни хрена себе начало похода — упустили командира. Пытаюсь выбрать веревку — не идет. То ли трение слишком велико, то ли в самом деле сорвался мужик. Ребята вдвоем пытаются помочь мне вытянуть веревку и становится ясно, что на ней явно что-то тяжелое висит, не подавая никаких признаков жизни.
Надо спасать командира, но у нас осталась всего одна веревка. Кто-то пытается на страховке с этой веревкой уйти на скальный гребешок, с которого спуск может просматриваться. Ага, похоже, удалось что-то увидеть. И даже докричаться удалось до командира. Висит, дятел, в трещине. Веревка врезалась в снег козырька над бергшрундом (наклонная трещина) и я просто не ощущаю командирского веса из-за огромного трения. А командир повис так «удачно», что не может не может достать ни до одного из краев трещины. А подтянуться на веревке толщиной 10 мм, чтобы вылезть на козырек, и на равнине не у каждого сил достанет. А тут довольно высоко уже, да и акклиматизация пока неполная, поэтому сил у командира просто не хватает. Долго бы ему так висеть, но замерзнет бедолага. Да и мы уже накурились и даже перекусить успели.
Начинаем спускаться к командиру. Склон пока ровный и не очень крутой, поэтому все команда уходит, связавшись «паровозом» на одной веревке, придерживаясь за ту, на которой болтается командир. Я остаюсь на седловине, чтобы снять веревки и идти последним. Тем временем мужики на «раз-два» выдергивают командира из трещины, едва не свернув ему шею при пробивании снежного козырька командирской головой. Выдернули. Собрались все над бергшрундом и совещаются как через него перебраться. По логике и правилам прохождения таких препятствий нужно спускаться в трещину, потом вылезать из нее по нижней стенке и делать переправу. Долго, муторно, но достаточно безопасно. А тут как раз спускаюсь я молодой, безбашенный и уже продрогший от долгого просиживания на продуваемой седловине. «Ну его, к черту, спускаться в трещину! Давайте ее просто перепрыгнем.» Трещина неширокая метра 3 и превышение верхнего края над нижним довольно большое, поэтому при нормальном прыжке даже без разбега есть хорошие шансы попасть на другую сторону. Вот только площадки горизонтальной внизу нет и, следовательно, велик шанс не только перепрыгнуть, но и спуститься существенно ниже с высокой скоростью прямо «по линии падения воды». Проще говоря, улететь вниз по склону, на котором и зацепиться не за что, кроме последующих трещин.
Инициатива наказуема, поэтому вся команда призывно смотрит на меня. Добрые — рюкзак снять предложили и даже постраховать, чтобы слишком далеко не прыгнул. Где наша не пропадала — сосредоточился, оттолкнулся и вот я уже в снегу выше колен, но по другую сторону трещины. Снег сравнительно мягкий, поэтому я в него провалился глубоко и даже не сделал попытки отправиться дальше вниз в соответствии с законом гравитации. Дальше пошло легче и остальные прыгали уже без опаски. А рюкзаки просто сбросили поочередно на веревке.
Спустились еще чуть ниже и осмотрелись в поисках дальнейшего пути. Никакого сходства с фотографией у лежащего под нами склона не наблюдалось. «Командир, может быть мы не туда вылезли?». Да нет, гребень над нами в точности совпадает со снимком, а вот склон другой. Что делать, придется спускаться методом тыка, лавируя между трещинами и моля бога, чтобы эти трещины оказались не очень длинными или хотя бы не слишком широкими. Как-то спустились. Правда времени это заняло много и на срединную морену ледника внизу вышли уже практически в темноте. Голодные (горячего во рту за день не было ничего, да и холодного тоже немного), но довольные поставили лагерь и завалились спать.
А назавтра был чудный солнечный денек и всего-то часа 4 хода по ровному леднику почти без трещин до места предполагаемой ночевки под следующим перевалом, который был «изюминкой» этого похода. Красивый скальный контрфорс высотой больше 600 метров и очень крутой. Один раз его вроде уже прошли, но достоверных данных нет. Равно как и нет никакой информации, кроме одного снимка весьма прискорбного качества. Ладно, со стороны подъема мы будем его видеть, а спуск на другую сторону просто не может быть сложным. Пробьемся!
Добежали довольно быстро. Обед сварили и даже на солнышке погрелись. Командир, как обычно, расслабиться толком не дал и погнал нас троих на обработку нижней части стены, чтобы начальный этап завтрашнего подъема занял поменьше времени. Черт его знает, как там на стене дела пойдут. Мы уходим, обвешавшись веревками и железом, а остальная часть команды остается заниматься лагерем. Подходим под стену, присматриваемся. Круто, черт возьми, но вроде проходимо. Я в команде единственный «лазун» (за что и взяли, да еще за безбашенность), поэтому вопроса о том, кому на стену, просто не возникает.
Огляделся еще раз в попытке определиться с вариантами лазания. Что-то увиделось, похожее на зацепки и я даже решил, что полезу в высокогорных ботинках (не предназначены они для лазания, но в галошах холодно). Сережа бьет крючья, чтобы страховать меня, а Юра готовит веревки. Молодец Сережа, надежно бьет и страховать Юре удобно будет. Я цепляю на себя связку крючьев, молоток, галоши (на всякий случай), сбрасываю пуховку и вперед, на скалу. Бодренько пробегаю первые метров 15, забив (для поддержки штанов) пару крючьев.
Трещины в стене тонкие и глухие, поэтому больше надежды на собственную технику и везение, чем на надежность крючьев. Но не все в жизни так просто и вскоре явно заколодило. После небольшой полочки, где стоять можно почти с удобствами, начинается монолитная крутая стенка, где трещин не заметно или просто нет. Сдуру пытаюсь лезть, но после пары метров понимаю, что с кондачка тут не получится и нужно думать. Возвращаюсь на полочку, осматриваюсь и снова пытаюсь. Результат тот же не пролезть мне этот сложный участок в ботинках Снова спускаюсь на полку и начинаю снимать ботинки. Это не так просто снять с себя двойные ботинки на маленькой полочке, где снятое даже поставить некуда. Снимаю поочередно и привязываю каждый последующий ботинок к предыдущему шнурками. Получилась внушительная гирлянда из 4 ботинок, которую по веревке отправляю вниз Сереже — все равно на стене их обратно надеть не удастся. В галошах холодно, поэтому нужно бежать быстрее иначе на этой стене и останусь в формате отца Федора.
В галошах стеночку прошел почти влегкую и полез себе дальше. А крючья бить просто некуда — монолит. Шлямбура это не наше, мы ходим красиво и не портим родные горы ненужными дырками. Уповаю на молодость, здоровье и удачу, что позволяет мне довольно бодро лезть, не забив больше ни единого крюка. Немного страшновато, поскольку лететь придется далеко. Но лучше быстро пробежать сложный участок, чем корячиться в попытках найти подходящую трещину или пробить «дырку» для шлямбура. Вот уже и полочка какая-то впереди просматривается там и отдохну минуту-другую. И тут меня постигло жестокое разочарование в жизни и полная утрата веры в мировой порядок. Юра кричит снизу: «Веревка вся!». Мать твою, вот она полочка, осталось всего пару метров пролезть. И уже не так сложно тут, но веревка не дает, а отвязаться нельзя, поскольку пропадает весь смысл сделанной работы, да и самому как-то спускаться надо. С грехом пополам изображаю паука, прилипшего к скале и одной рукой отстегиваю страховку, наращиваю ее двухметровым концом самостраховки и снова цепляюсь к веревке. Теперь вылезу. Ура, полочка действительно есть и довольно большая, с прекрасными зацепками для рук. Не хуже ручек трамвайных. Хватаюсь покрепче за эти «ручки» и начинаю подтягиваться, помогая себе ногами. Вот уже брюхом лег на перегиб скалы, но веревка снова закончилась. «Бросай ее, Юра!. Не упаду, а вы потом надвяжете». Бросил Юра веревку, дав мне возможность вылезть на полку. Я даже не вылез, а выполз. Так и лежу, приводя дыхание в порядок.
Передохнув, начинаю обустраивать крепление веревок для сегодняшнего подъема Юры и завтрашнего подъема всей команды. Тут халтурить нельзя, эту веревку будут грузить от всей души. Бью несколько мощных швеллеров, блокирую их и принимаю Юру. Он будут страховать меня дальше, а Сережа станет подавать нам веревки. Дальше пошло веселее и три следующих веревки мы развесили по стене часа за два с половиной. После этого стенка уже стала почти пологой и завтра по ней можно будет идти без предварительной обработки — влет.
Еще светло, а мы уже отработали. Ура! И быстро вниз, ноги совсем задубели. Бегом-бегом по навешенным веревкам спускаюсь вниз к Сереже и переобуваюсь в холодные ботинки. Их придется греть собственным теплом, но у нас с собой было и тепловыделение моего уставшего организма удалось быстро поднять до нужного градуса. Курить охота до безобразия, а табак не взял с собой. Приходиться ждать, пока Юра спустится. Вот и он. Закурили с наслаждением после 4-часового перерыва. Все, пора в лагерь. Сбегаем вниз по простым наклонным скалам и видим чудесный лагерь, который ребята построили на больших плоских камнях. Ура, будем сегодня спать на ровной поверхности, а не на мерзких колючих каменюках.
Поужинали засветло и спать. Завтра с ранья на стену.
Утром (скорее, поздней ночью) подошли под стену и начали работать по навешенным вчера веревкам. Как-то само собой получилось, что все ушли наверх, оставив меня последним. То ли командир так решил, то ли сам я пролопушил, поэтому приходиться идти последним, выбивая все крючья (не мусорим мы в родных киргизских горах), бухтуя и запихивая в рюкзак веревки. Веревки тяжелые и большие, а рюкзак у меня маленький. Зло какое-то набежало. Бухтую веревку и думаю про себя: «Вот гады старые. Вчера я все веревки развесил, сегодня мне же их снимать и тащить на себе». Вот так я ругаюсь про себя, собираю веревку в бухту и понимаю, что у меня похоже начались глюки — под ногами крутится что-то мелкое и пушистое. Высота за 4000, тут никого жить не должно. Однако это не глюк — какого-то черта на эту скальную стену занесло мышку серую. Живет наверное здесь. А что же она тут ест. Пытаюсь накормить зверушку, приманивая какими-то крошками из кармана пуховки. Мышка меня игнорирует и уходит. Стало как-то веселей после общения с живым существом и уже без злости пытаюсь поскорей догнать команду — веревки нужны для дальнейшей работы.
Пока догнал, они уже решили перекусить, чем бог послал. Поели и снова вверх. Кто-то решил, что с рюкзаками идти по этим скалам сложно и их лучше вытягивать на веревках. Сережа с Витей уходят наверх и начинают тянуть Юрин рюкзак. Скалы тут острые и красивый (к этому походу сшитый) рюкзак с противным скрипом начинает прорезаться. Слава богу, совсем не развалился, но пришел в почти полную негодность. Бедный Юра он две ночи не спал, чтобы сшить рюкзак к походу. У Сережи с Витей рюкзаки попрочнее оказались и их вытянули без существенных повреждений. Остальные решили лезть с рюкзаками.
А у меня крыша точно едет на сторону. Сижу на полочке, смотрю вниз и у меня возникает стойкое ощущение, что ребята сейчас уйдут вверх, забыв меня. И прочная монолитная скала контрфорса почему-то начинает представляться мне высоченной грудой камней, которая тут же начнет расползаться в стороны. И я со всеми этими камнями посыплюсь вниз на ледник. Точно с головушкой не в порядке. Наверное к дождю. Ладно, пока снова догонять команду. Веревки у меня забрали и лезть стало существенно проще.
Так вот понемногу вышли на последнюю полку, от которой до перевальной седловины оставалась одна несложная стенка высотой метров 25. Хорошая полка, большая. Можно с комфортом поставить три палатки. Дело-то к вечеру, да и погода начала отчетливо портиться. Пока еще непонятно, к чему приведут висящие над нами плотные облака, но видать крыша моя съезжала не зря и нужно ставить лагерь. Я даже не успеваю додумать эту мысль, как Сережа ее высказывает вслух. Но командир наш не любит ночевать на скалах, да еще под самым гребнем. Аргументирует он это тем, что скоро может начаться гроза (тут он был прав), а спускаться до ледника на другой стороне перевала всего метров 400 вниз по простому и безопасному снежному кулуару. Откуда он это знал — бог ведает. Пока мы дискутировали, погода испортилась прямо на глазах. Тучи опустились практически до самого гребня, а по кулуару слева от нас какого-то черта начали валиться довольно крупные камни. Словом, уболтал нас, черт языкастый. Быстренько заскочили на перевал, нашли контрольную записку (мы, действительно, были вторыми на этом перевале), написали свою записку и поскакали вниз.
Вокруг постепенно начинался отчетливый погодный катаклизм. Ветер очень сильно дул одновременно со всех четырех сторон, а также сверху и снизу, стремительно темнело, хоть солнце еще и не думало заходить. В дальний гребень цирка начали бить молнии. Атмосфера наэлектризовалась ощутимо, на ледорубах зажглись огни Святого Эльма и у меня возникло ощущение, что каска может свалиться с головы, поскольку волосы от атмосферного электричества стоят торчком. А тут еще и снегопад начался невообразимый.
Вскоре выяснилось, что в глюках я сегодня не одинок — Юра начал отчетливо ощущать в воздухе запах хризантем. Кулуар, по которому мы спускались, наверное, и в самом деле был совсем простым при нормальных условиях. Мы же оказались в эпицентре какого-то катаклизма. Видимость упала до нескольких метров, а потом и вовсе стемнело и так плотно заснежило, что я в какой-то момент не смог разглядеть ледоруба в своей вытянутой руке. Желание свалить максимально быстро куда-нибудь на более горизонтальную поверхность столь окрепло, что мы уже просто спускались параллельно 4 связками по двое во всю ширину кулуара.
Стою я себе около правого борта кулуара, страхую Сережу снизу через вбитый в снег ледоруб и пытаюсь как-то контролировать расположение остальных, чтобы не растеряться на склоне. А надо сказать, что у меня уже давно образовалась дурацкая привычка при страховке на снежных склонах стоять на коленях, как можно глубже забив их в снег. Стою я так себе, выбираю веревку, пытаясь сквозь свист ветра и грохот грозы почувствовать какие-то признаки движения Сережи. И вдруг какой-то непонятный импульс просто вынуждает меня вскочить с колен и даже попытаться прыгнуть вверх. Что это было, не знаю, но очень больно. Наверное ледышка пролетела крупная и рассадила мне голень, несмотря на двое штанов, которые были на мне. Смотреть некогда (да и не видно ни черта), поэтому как-то абстрагируюсь от боли и продолжаю принимать Сережу. Вот он пришел и сразу огорошил меня, увидев на снегу обширное пятно крови. А мне вроде и не так плохо уже, да и склон отчетливо выполаживаться начал. Продолжаем спускаться, кулуар становится шире, склон положе, а видимость слегка улучшается. Однако мне как-то быстро становится слишком худо. Команда уже снова собралась, снимают с меня рюкзак и быстро уходят вперед, искать место для лагеря. Сережа помогает мне идти вниз по довольно глубокому свежему снегу. Ноги постоянно проваливаются и в правой голени все нарастает непонятная боль. Матерюсь, но пытаюсь как-то идти — все равно нести меня некому.
Долго ли — коротко ли, добрели до морены, где ребята уже начали ставить лагерь. Ощущая почти полную беспомощность, пытаюсь как-то помочь ребятам и тупо жму рукоятку фонарика-жучка, чтобы стало хоть немного светлей. На морене начинают появляться палатки, а я все больше и больше тупею, не понимая до конца причин. Ну поцарапало, да на стене устал, но это же совсем не повод для того, чтобы отключаться, когда остальные работают. На этой мысли поток моего сознания рвется и следующем сеансе я уже лежу посередине одной из палаток, передо мной чай и даже какая-то еда. Ногу слегка ломит и в голове звенит. Списываю на усталость. Ребята что-то обсуждают, но нить из разговоров не помещается в мое слабеющее сознание. Что-то пытаюсь съесть и попить чаю, но снова покидаю мир реальности в какой-то момент.
Утром просыпаюсь лежащим в странной позе по диагонали палатки. А в свободных уголках скрючились мои сожители. Стыдно-то как — ребята из-за меня не выспались, а впереди еще не совсем понятный и довольно длинный спуск с перепадом высот больше 1500 метров. Пытаюсь тихонечко осмотреться и понять свое текущее состояние, не разбудив ребят. Вижу, что правая нога забинтована от ступни почти до колена. И штаны мои (почти новые, подаренные киргизскими спелеологами) безжалостно ампутированы ножницами на уровне колена. Одолевает мысль — впереди еще весь поход, в чем же я ходить буду. Мои неуклюжие телодвижения все-таки разбудили ребят и они пытаются обрести себя в утреннем мире без грозы и снегопада. Невыспавшиеся. Начинаю осторожно выяснять, что с моей ногой. «Ничего страшного дырка три на семь». Задаю уточняющий вопрос: «Миллиметров». «Сантиметров, дружище!» Это хуже, с такой дыркой я идти буду совсем медленно и придется отлеживаться на траве дня три-четыре, пока смогу нормально ходить дальше. Ладно, поживем-увидим, до травы еще спуститься нужно.
Тем временем просыпаются и остальные две палатки. Ребята начинают готовить завтрак и обсуждают спуск. Нам до травы полтора километра по вертикали и описания пути просто нет. Правда внизу есть группа поддержки из одного человека, но связи с ним нет, он просто ждет нашего спуска. Поели, и начали собираться вниз. Я уже более или менее адекватно воспринимаю окружающее и понимаю, что мой рюкзак цинично разбирают, раскладывая снаряжение и мои вещи по своим. А мой набивают спальниками и пуховками — объем у всех ограничен, поэтому другого выхода просто нет. Пытаюсь слабо возражать против разгрузки себя, но встречаю согласованный отпор всей команды: «Ты сам-то смог бы идти.» Мне не очень больно (таблетками какими-то доктор напичкала) и пока я уверен в себе. Собрались и пошли. Быстро понимаю, что ребята были правы и ступать на правую ногу мне очень больно. Однако по ровному и почти горизонтальному леднику я иду вполне нормально и даже не очень торможу остальных. Но хорошее всегда столь кратковременно и ледник вскоре завершается короткой конечной мореной, за которой начинается крутой и противный склон крупнокаменистой осыпи. По нему и здоровому ходить совсем не подарок, а на одной исправной ноге совсем плохо. И даже палку для опоры сделать не из чего. Ковыляю так. Ребята помогают, поддерживают за плечи в сложных местах. Наползает облако и становится откровенно зябко. А спускаться по этому склону нам почти километр по высоте.
Командир решает разделиться, оставив двоих со мной и отправив остальных вниз, чтобы они вернулись уже без рюкзаков и помогали мне идти, а в крайнем случае, просто организовали мою транспортировку. Вскоре туман полностью поглощает ушедших и только шорох ботинок по камням еще некоторое время доносится до нас. Передохнули, нужно идти. Больно, но организовывать транспортировку по такому склону просто опасно. Иду как могу, поддерживаемый с обеих сторон. Вверх было бы проще, а на спуске нагрузка на голени гораздо больше.
Снизу доносятся какие-то звуки и через несколько минут из тумана появляются три человека. Один наш — он ждал нас в долине — и двое незнакомых ребят (потом выяснилось, что это команда из Томска). Они без рюкзаков, поэтому просто берут меня под руки и я лишь иногда касаюсь камней ногами. Ребята сильные и хорошо координированные, поэтому скорость спуска увеличивается. Довольно быстро (часа за два) мы спускаемся по склону до тропы в долине. И тут Егор (парень из Томска) просто взваливает меня себе поперек спины и начинает бегом спускаться по тропе. Здоровый лось, я бы так не сумел.
Вот так, брошенный поперек широкой егоровой спины, я и приезжаю на поляну, где стоит большой лагерь томичей. У них даже врач есть почти настоящий — закончил уже три курса мединститута по специальности стоматология. Меня раскладывают на спальники, крепко прижимают руки к земле (просто сев на них) и начинается операция. Понимаю, что хреново сейчас будет и пытаюсь выпросить хотя бы спирта. Доктор суров и говорит: «Нельзя, пока не осмотрю и не обработаю рану. Мне нужно видеть твои реакции.» Гад — без наркоза чистить рану, которой уже почти сутки. Хорошо, что в высокогорье атмосфера почти стерильная. Сжимаю зубы и начинаю громко терпеть. Доктор, тихо поругиваясь, что-то ковыряет в моей ноге. Больно и не видно ни хрена. Но по лицу его вижу, что не все хорошо с моей правой оконечностью. Не отлежусь я тут за три дня, придется валяться дольше. Плохо.
Доктор говорит, что уже началось омертвение поврежденных тканей и придется немного порезать меня ножиком. Зашивать не будет, поскольку кость наверняка повреждена, да и ниток стерильных нет. Обещает прочистить и забинтовать, а пока отрезает от меня лишнее. Странно, но пока новой боли не появляется. А к старой я уже почти привык. Часа полтора кромсал, чистил и бинтовал меня доктор, а я даже имени его не запомнил. А потом дали мне кружку спирта, кружку чаю и пригоршню таблеток, о чем я уже писал.
Утром проснулся почти здоровый и попытался встать на ноги. Не получилось. С тоской понимаю, что поход для меня закончился. Тут пришли томичи, которые утром раненько побежали вниз по долине и нашли для меня лошадь. На ней можно было доехать до расположенной несколькими километрами ниже базы отдыха. И на базе договорились, что меня довезут автобусом до Фрунзе. Вот и все! Прощайте горы, прощайте ребята, удачи вам на маршруте. Командир отправил со мной вниз Сережу, который потом попытается вернуться на маршрут, сдав меня официальным эскулапам в столице Советской Киргизии.
На полуслепой лошади везут меня по тропе и эта лошадь всю дорогу норовит почесаться о дерево или камень своим правым боком. А справа моя побитая нога. К седлу меня привязали, поэтому удается даже поспать.
А дальше была база, чай, автобус до Фрунзе, ночевка у местного приятеля и диагноз «открытый перелом правой голени» в медпункте аэропорта Манас. Хорошо хоть справку дали, по которой можно попытаться добыть билет после снятия брони. Сережа решает лететь со мной до Ленинграда, просто не рискуя отпустить меня одного. Долетели, на такси в ночи приехал в пустой дом и уснул на полсуток.
А потом была еще долгая операция по фиксации поврежденных костей, зашивание раны, недели в постели и снова горы. Много прекрасных гор! Но это уже другая история.
===========
Сентябрь 1982 г.
Ленинград
